крысолов

«У каждого крысолова должна быть своя крыса».

Это было любимой присказкой деда. Мой отец постоянно странствовал; моя мать была единственной лекаркой на весь посёлок и порой сбивалась с ног. Дед же, отправив своего сына заместо себя, осел дома, лишь изредка выбираясь к соседям вместе с флейтой: вытащить кровь-клеща из ноги кузнецова сына, отыскать козу, отбившуюся от стада. Мне было шесть лет, я таскался за дедом хвостиком, смотрел ему в рот и запоминал странные, тягучие мотивы флейты. Тогда я ещё не знал, что запоминать — бесполезно.

Однажды я набрался смелости и спросил его: что значит — своя крыса?

— А ты как думаешь? — вопросом на вопрос ответил дед и усмехнулся в усы.

Я путано изложил свою единственную догадку: старую сказку про крысиного волка, который, будучи помещён в клетку, сжирает всех своих сородичей и остаётся один... И потом нет лучшего охотника на серых зверей, чем этот волк.

Но, с другой стороны, у деда не было ручных крыс. Он жил в нашем с матерью доме, но животных не жаловал — за ними ухаживали я и мать. Единственным, к кому дед проявлял внимание, был дряхлый цепной пёс Годо, с истёршимися клыками и клочковатой жёсткой шерстью. Иногда дед присаживался на лавочку рядом с конурой, и пёс блаженно клал морду ему на колени — пока тонкие, не ставшие узловатыми с приходом старости пальцы чесали Годо за ушами.

Дед отрицательно покачал головой. И сказал единственное слово:

— Думай!

( Я думал еще три дня... )