плюшевый десант

Народ массово вспоминает, кто где был в августе девяносто первого. Кто на баррикадах, кто мимо проходил с батоном из булочной, кто сидел дома и радио слушал, кто в коляске лапками махал, не понимая суматохи. Я, честно говоря, не помню вообще ничего, дошкольная жизнь мне видится яркими обрывками, как в мозаике, и тот август, вероятно, ничем особым не выделился. Впрочем, одно я знаю точно - что была на даче.

Дача, до ее вынужденной продажи, была обязательна, как английский дворецкий, неизбежна, как стремительный домкрат, и равнялась лету, как дважды два равняется четырем. Тогда мне эта ежеиюньская необходимость ехать-с-сумками была непонятна, и мелкая я старалась бунтовать втихую, как могла: хотя бы упросить уехать попозже! вернуться пораньше! Ведь там ни телефона, ни компьютера, ничего; вся техника, предоставляющая общение с миром - маленький условно-цветной телевизор, а об интернете из воздуха тогда разве что фантасты писали. Но теперь я, думая о даче, поневоле скучаю. Да - вода только холодная, удобства во дворе, через две канавы и два скользких мостика, зубы чистить над той же канавой, в дождь протекает крыша, сад зарос, как дикие джунгли, в которых разве что тигры не водятся... Но - ежевечерний ритуал растопки, кирпичная китовья туша печки, наполненная теплом, а потом и жаром; любимая рябина, на которую так удобно было залезать с книжкой; лес в двух шагах; рыжий абажур над клеенчатым столом на террасе; облезлое волчье чучело на другой террасе... И запахи.

Больше всего дача у меня ассоциируется не с привычно-летними запахами (фрукты, варенье, цветы, свежескошенная трава), а с ароматом старой, отсыревшей бумаги. В принципе, ничего удивительного: ребенок, который без чтения мог прожить где-то часа два, и то с натяжкой, проглатывал привезенные с собой книги за несколько дней. Еще несколько - их перечитывал. Потом начинались поиски. Заканчивались они всегда одинаково: в одной из пустых комнат дома, где в углу стопкой были сложены старые журналы "Нева", "Огонек" и другие; или же в сарае, где этих бумажных куч было неизмеримо больше. Якобы на растопку; хотя все жители дома прекрасно знали, что обойдутся газетой, как и всегда. Просто выбрасывать печатное слово рука не поднималась.

( Про чужие стихи и дурацкую память )